Еще за несколько лет до смерти мама сложила большую часть рукописного архива в большой чемодан и передала мне на хранение. Но когда ее не стало, первое время тяжело было приступать к исследованию содержимого этого чемодана. К тому же у мамы никогда не хватало терпения привести в порядок свои архивы — после двух-трех часов кропотливой работы по систематизации и упорядочиванию материалов ей это надоедало, она сваливала все в кучу и оставляла в таком виде до лучших времен. Время от времени я тоже открывал бесценный чемодан с намерением его тщательно разобрать, но было ясно, что речь здесь идет не о часах и днях, а о неделях и месяцах.
К сожалению, внешняя необходимость исследовать этот архив, продиктованная возможностью его публикации, возникла после того, как архив серьезно пострадал от стихийного бедствия. В 1984 году в нашем доме в наше отсутствие случился пожар, сама оболочка чемодана бесследно сгорела, но его содержимое частично уцелело, разбросанное ретивыми пожарниками по всему пепелищу. Мы с Ниной, моей женой, извлекали отдельные письма, рукописи, тетради — обугленные, залитые водой — в кучах сгоревшего и полусгоревшего праха, стараясь все маломальски читабельное не пропустить. Кое-что прочитать на этих листах было уже невозможно. Невозможно было также определить, какая часть архива безвозвратно утрачена.
К счастью, существенным дополнением к этому архиву явились сохранившиеся письма Лидии Тимошенко к ее другу — искусствоведу Изабелле Владимировне Гинзбург. Муж И. В. Гинзбург, музыковед С. Л. Гинзбург, передал эти письма на хранение в Ленинградский государственный архив литературы и искусства. Переписка Л. Тимошенко с И. Гинзбург длилась более двадцати лет (с 1938 по 1961 год) и дает очень богатый материал для настоящей публикации. Как и в дневниках, автор пишет на высочайшем пределе самораскрытия и искренности. Никакой литературной рисовки, самоприукрашивания, оглядки на публику. Это обнаженная исповедь своему духовнику, другу по искусству, строгому и бескомпромиссному судье, честность и доброжелательность которого вне подозрений. В этих письмах очень мало житейского, бытового, также мало и событийных повествований — как и в дневниках Тимошенко. Главная сюжетная линия — это поиски своего места в искусстве, выбор своего, единственно правильного пути, самоотчет о своих тревогах, достижениях и поражениях. Конечно, если бы архив Тимошенко был изучен, приведен в порядок и дублирован до пожара, сегодня эта книга была бы более полной, но и то, что сохранилось, позволяет нам проникнуть в духовный мир художницы, увидеть ее творческий путь «изнутри», составить себе довольно яркое и цельное впечатление о том борении духа, которое необходимо сопровождает нелегкие искания всякого искреннего и честного художника. Более того, при всей неповторимой авторской индивидуальности дневников и писем Лидии Тимошенко, они, как мне кажется, интересны не только как документ, как автобиография души именно этой художницы, жившей и страдавшей именно в это время, в окружении именно этих людей и создавшей именно эти произведения. Внимая искреннему, страстному голосу автора дневников и писем, мы радуемся и страдаем вместе с ней, вместе с ней ищем истинную правду искусства, истинный баланс между новизной формы и новизной содержания, преемственностью и новаторством, формируем свое отношение к чистоте творческих поисков и к плате за успех. Казалось бы, Лидия Тимошенко в монологе с самой собой оттачивает свои собственные взгляды, свое собственное кредо, ниоткуда не почерпнутое и ни у кого не заимствованное, но ее постоянно бьющаяся за истину мысль поднимается до подлинно художественного обобщения. Это уже размышления не только Лидии Тимошенко, это размышления Художника, которому хочется верить, которому хочется подражать, за которым хочется идти. В этом, на мой взгляд, огромная общественная значимость литературного наследия Лидии Тимошенко.
Несколько слов о принципах подбора материала и о композиции книги. В нее включена, в первую очередь, «прямая речь» художницы. Я старался обращаться с ней предельно осторожно, не редактируя и не переиначивая ее (кроме пунктуационной правки), отмечая отточием места купюр в тексте. Конечно, не все написанное в дневниках годится для публикации. Во-первых, имеются подробности, детали жизни, быта, не представляющие общественного интереса, во-вторых, есть стилистические и речевые просчеты (ведь это спонтанный, неправленый автором текст, не ориентированный на публикацию), повторы и т. д. и т. п., в-третьих, есть глубоко интимный, личный пласт, может быть, беллетристически увлекательный, но в своей документальной обнаженности невозможный в такого рода издании. Есть и еще одна «интимная сторона» этих документов. Оттачивая свою художественную позицию, Л. Тимошенко проверяет ее по попадающим в сферу внимания ориентирам и судит о них с той же бескомпромиссностью и страстью, как и самое себя. В жизни она это делала не только в дневниках и письмах, но и в разговорах с друзьями и противниками, в (нечастых) публичных выступлениях. И зачастую этой своей прямотой и нелицеприятностью она осложняла себе жизнь, наживая врагов. Высказывала ту или иную точку зрения она всегда очень убежденно, без колебаний, так, как она сейчас думала, но если завтра она думала иначе, она с той же прямотой это признавала.
Я не счел возможным «лакировать» образ художницы, оставляя только ее бесспорные суждения, — это был бы уже совсем другой, хрестоматийно приглаженный человек. Сохранены и ее более или менее субъективные оценки художников, как предшественников, так и современников, далеко не всегда только лестные. Дело читателя разделять их или спорить с ними, так же, как и с ее оценками своего собственного творчества, весьма различными в разное время.
Лидия Тимошенко оставляла яркое впечатление о себе как о личности у всех, кто с ней встречался. Она привлекала, «намагничивала» людей, попадавших в ее «поле», и они к ней «прилипали» на многие годы. Жалуясь постоянно на «одиночество», она никогда не была замкнутой, она всегда была готова выплеснуть наружу весь заряд своих мыслей и чувств и была готова, наоборот, забыв о себе, выслушать с полным участием исповедь любого собеседника, без остатка растворившись в его заботах. Я думаю, что это было неотъемлемой частью ее художественного дарования.
В своих воспоминаниях М. Асламазян в поэтической форме передает основную суть личности Л. Тимошенко.